Бібліотека "ДіМ" м. Павлоград

Любимые блюда известных писателей

Чем любили полакомиться писатели, чье творчество нас вдохновляет?

Оказывается, некоторые из них были не просто гурманами, но и незаурядными обжорами ...

Агата Кристи. Худенькая обжора

В своей автобиографии английская писательница вспоминает, что с детства была склонна к обжорству: "Принимая во внимание количество пищи, которое я поглощала в детстве и юности (потому что всегда была голодна), просто не могу взять в толк, как мне удалось остаться такой тощей". 12-летней девочкой Агата Кристи даже соревновалась в пищеварительной доблести с 22-летним молодым человеком: "По части устричного супа он меня обгонял, но в остальном мы “дышали друг другу в затылок”. Мы оба ели сначала вареную индейку, потом жареную и четыре или пять кусков говяжьего филе. Потом мы принимались за сливовый пудинг, сладкий пирог и бисквит. После этого шли печенья, виноград, апельсины, сливы и засахаренные фрукты. И наконец, весь оставшийся день из кладовой приносили горстями шоколад разных сортов, кому что понравится". Сама писательница не только удивлялась, как после подобных обедов у нее не случались проблемы с желудком, но и сомневалась, что теперешние люди в состоянии одолеть подобную трапезу. А самым любимым своим блюдом Агата Кристи считала сливки, к которым пристрастилась еще в детстве и продолжала глушить их всю жизнь.

Александр Дюма старший. Между книгой и сковородкой

Знаменитый французский писатель был известен не только как автор легендарной трилогии о трех мушкетерах, но и как гурман и обжора. Готовить и писать две страсти, между которым Дюма разрывался всю жизнь. Современники вспоминали, что он мог расстаться с пером только ради ручки сковороды. Впрочем, нередко Дюма совмещал два вида деятельности, результатом чего стал Большой кулинарный словарь, который, правда, писатель так и не успел завершить вместо него это сделал впоследствии Анатоль Франс.

Что приятно: в кулинарную книгу Дюма включил пять рецептов русского варенья (из роз, тыквы, орехов, редьки и спаржи). Однако в целом писатель нашу кухню не очень жаловал, и за два года путешествий по России так и не сумел ее полюбить. Единственным блюдом, покорившим ум и живот этого гурмана, стал курник пирог с яйцами и цыплятами, приготовленный в доме русской писательницы Авдотьи Панаевой, у которой он гостил. Позже та вспоминала невероятную прожорливость француза: "Я думаю, что желудок Дюма мог бы переварить мухоморы". Дюма произвел на нее впечатление человека с большим аппетитом и очень храброго, потому как съесть по две тарелки ботвиньи, жареные грибы, пироги, поросенка с кашей, все зараз! На это надо иметь большую храбрость, особенно иностранцу, отроду не пробовавшему таких блюд.

Александр Пушкин. Картофель как приманка

Не откладывай до ужина того, что можешь съесть за обедом одна из гастрономических сентенций писателя. Однако гурманом Пушкин все же не был, просто любил поесть, при этом в еде был неприхотлив. Друг Пушкина, поэт Петр Вяземский, писал: "Пушкин вовсе не был лакомка... но на иные вещи был ужасный прожора. Помню, как в дороге съел он одним духом 20 персиков, купленных на Торжке". Моченым яблокам также доставалось изрядно. Пушкин был знаком и с популярной в его времена французской кухней, но, тем не менее, любил простую, можно даже сказать, деревенскую русскую кухню. Гений чистой красоты Анна Керн вспоминает, что мать Пушкина, Надежда Осиповна, даже заманивала сына к обеду печеным картофелем, до которого Пушкин был большой охотник. Очень любил Пушкин яблочный пирог, который готовили в доме его соседей Осиповых-Вульф. Ну а все блюда няни Пушкина ценились не только им самим, но и его друзьями. Из сладкого Александр Сергеевич очень любил варенье из крыжовника.

Михаил Лермонтов. Любитель пирожков с опилками

В отличие от Пушкина, этот поэт пиетета к еде не испытывал, более того, вообще в ней не разбирался. Как вспоминает в своих записках его первая возлюбленная, Екатерина Сушкова, Лермонтов никогда не знал, что ел: телятину или свинину, дичь или барашка. Однако это не мешало поэту спорить с друзьями, убеждая их в утонченности своего гастрономического вкуса. Те слушали, слушали, а потом взяли и накормили Михаила Юрьевича булочками с начинкой из опилок. Юный Лермонтов (на тот момент ему было всего 16 лет), ни о чем не подозревая, успел съесть целую такую булку и приняться за вторую, но его остановили, показав на неудобосваримую для желудка начинку. Памятуя о том, что в будущем Лермонтов отомстил Сушковой за многочисленные насмешки над собой, можно с уверенностью утверждать, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.

Иван Крылов. 30 блинов на закуску

Иван Андреевич не просто любил поесть, он был настоящим обжорой. О переедании баснописца ходили легенды, основанные на реальных фактах. Крылов мог съесть в один присест до 30 штук блинов с икрой. А блины эти были величиною в тарелку и толщиною в палец. Устриц съедал не менее 80 штук. Любил он как основательные блюда уху с расстегаями, жареную индейку, телячьи отбивные котлеты, поросенка под сметаной, так и съестные мелочи: огурчики, бруснику, сливы. Из напитков предпочитал квас. Интересно, что Крылов совершенно не наедался на царских обедах, после которых ехал обедать в ресторан, а дома его сразу ждал ужин. Конечно, разве мог он насытиться пятью ложками супа, пирожками, размером c грецкий орех, крылышком индейки и десертом в пол-апельсина с желе и вареньем внутри?!

Николай Гоголь. Макаронная душа

Любимым блюдом писателя были итальянские макароны. Он с удовольствием готовил их сам, добавляя соль, перец, сливочное масло и сыр-пармезан. По воспоминаниям современников, никто не мог съесть столько макарон, сколько он их опускал иной раз. Еще Николай Васильевич совершенно не мог без сладкого: карманы его брюк всегда были полны конфет и пряников, которые он жевал не переставая. Гоголь любил не только сам поесть, но и угостить других. Друг писателя, критик Михаил Погодин вспоминает: "Запас отличного чаю у него никогда не переводился, но главным делом для него было набирать различные печенья к чаю. И где он отыскивал всякие крендельки, булочки, сухарики, это уже только знал он, и никто более. Всякий день являлось что-нибудь новое, которое он давал сперва всем отведывать, и очень был рад, если кто находил по вкусу и одобрял выбор какою-нибудь особенною фразою. Ничем более нельзя было сделать ему удовольствия".

http://wikers.ru/weekly/life/17336/